Скачать всю "Хронику" Генриха Латвийского в *.doc-формате.

1. Рукописи, издания и переводы Хроники.

2. Содержание Хроники.

3. Автор Хроники.

4. Время написания Хроники. Источники ее. Литературное оформление. Хронология.

5. Достоверность Хроники. Общественно-политическая позиция автора. Его тенденциозность.

6. Научное и общественное значение Хроники.

III

Автор Хроники

Вопрос об авторе нашей Хроники представляет давнюю и частью доныне неразрешенную загадку. Рукописная традиция не сохранила его имени, как не сохранила и точного наименования его произведения. Единственным источником для разрешения вопроса является, таким образом, содержание Хроники, бесспорно дающее ряд указаний не только к характеристике писательских особенностей автора, его эрудиции и мировоззрения, но и к интересующему нас вопросу об имени его.

Сам автор нигде себя по имени не называет, но вообще не раз говорит о себе. Он ясно указывает, что был очевидцем и участником описываемых им событий. В XXIX. 9 он говорит: «Ничего здесь не прибавлено иного к тому, что почти всё мы видели своими глазами, а чего собственными глазами не видели, то узнали от видевших и участвовавших».

Что это вполне основательное заявление, видно и по красочности некоторых описаний и по наличию во многих местах Хроники таких деталей, какие могут быть известны лишь очевидцу, и, наконец, по особой, свойственной автору манере — неожиданно, посреди рассказа, идущего в третьем лице, переходить к изложению от первого лица («мы»), например, в Х1Х.5, ХХ11.9, ХХШ.7, ХХШ.9 и др.

В отдельных случаях это «мы» не только свидетельствует о присутствии автора при описываемых событиях, но определяет и роль его, как их участника. Так, в ХХШ.7 читаем: «и тотчас мы окрестили его» (Кириавана), далее: «и когда мы уже должны были помазать его святым елеем...» Очевидно, автор был священнослужителем. Этого надо было бы ожидать и а рriori, считаясь с культурно-бытовой обстановкой XIII в., это видно и по стилю Хроники, по характеру литературной эрудиции автора, по роду тем, особенно привлекающих его внимание.

О священниках в Хронике речь идет очень часто. Автор тщательно регистрирует даже мелкие факты их миссионерской деятельности в Ливонии и многих называет по именам. Естественно предполагать, что где-то в числе прочих он называет и себя: вероятнее всего, разумеется, там, где к имени священника относится наибольшее число индивидуально-биографических мелочей, неизвестных или даже неинтересных постороннему.

Исходя из этого, уже первый издатель Хроники, Иог. Дан. Грубер, а за ним А. Ганзен и Г. Гильдебранд,*

*Н. Нildebrand.Die Chronik Heinrichs von Lettland.Berlin, 1865, cтр. 5-6 и 162-165. 1865, стр. 5—0 м 102—109.

Возможность сближения авторского «мы» с именем Генриха искали еще в Х1Х.5, где с такою яркостью (и часто в первом лице) говорится о трагическом положении кораблей епископа рацебургского в эзельской гавани. Дело, в том, что Нenricus de Ymera назван священником Филиппа рацебургского не в одном выше упомянутом месте ХУ1.3 (1212 г.), но еще раз в ХУШ.З (1214 г.: «отпустив с ними своего священника, жившего близ Имеры»), а эта, хотя бы временная (1212—1214. . .), связь его с епископом позволяет предполагать, что одним из ближайших спутников Филиппа в путешествии 1215 г. был именно Генрих, откуда уже легко, основываясь и на других наблюдениях, вывести возможность его авторства в описании плавания и смерти епископа.

Это — одна линия косвенных доказательств. Другая остроумно намечена Г. Гильдебрандом в его вообще очень ценной работе о Хронике. Г. Гильдебранд указывает, что автор Хроники, часто подражающий библии, не раз говорит именно о Генрихе с той же подчеркнутой скромностью (без имени), с какою говорит о себе в третьем лице евангелист Иоанн. Ср., например, XI.7: «и закончив крещение в тех местах, воротился Алебранд назад. Другой же (Генрих —С. А.). . ."; XXIV.5: «И пошел другой священник и срубил изображения и подобия богов. . .»; XXIX.7: «Петр же Какипвальдэ с товарищем своим, другим священником...» (Генрихом — С. Л.), и так во многих местах.

Таким образом, но всем доныне сделанным наблюдениям отождествление автора Хроники с Генрихом имерским действительно оказывается единственным правдоподобным, но и в нем налицо известная доля гипотетичности, оставляющая сторонникам гиперкритики некотоую свободу для иных догадок, впрочем, надо признать, совершенно пока бесплодных.

По данным Хроники можно довольно точно проследить биографию Генриха - частью по именным упоминаниям, частью по наличию непоследовательного «мы» и по красочности изложения.

Прежде, однако, необходимо, хотя бы вкратце коснуться вопроса, представляющего давний предмет горячих споров - вопроса о национальности Генриха.

Со времени Иог. Дан. Грубера существует мнение, что Генрих был уроженцем Ливонии, лэттом, латвийцем по национальности. Более столетия это мнение господствовало нераздельно. Его держались Гадебуш, Ганзен, Ваттенбах и др. Мысль о немецком происхождении хрониста вперные высказана была П. Иорданом в 1858 г. и нашла сторонников в лице А. Энгельмана, Г. Гильдебранда и того же Ваттенбаха (во 2 изд. его Deutschlands Geschichtsquellen). В защиту позиций Грубера с обстоятельными доводами выступил В. Арндт во введении к новому изданию Хроники, а вслед за ним вернулись к «Генриху-латышу» Ваттенбах (в 3, 4 и 5 изд.), Э. Винкельманн и др., но в дальнейшем получило окончательный, повидимому, перевес мнение Иордана. Уже в 1877 г. Л. Вейланд находил аргументацию В. Арндта неубедительной. Г. ф. Бре-верн считал Генриха «fur einen echten Deutschen». К. Г. ф. Сиверс несколько гиперболически утверждал даже, что автор Хроники вовсе не знал латвийского языка. Академик Э. Куник также не сомневался в правоте Иордана. К тому же роду принадлежит и компилятивная статья А. С. Лаппо-Данилевского, основанная на Иордане и Г. Гильдебранде.

Окончательное выражение Получили взгляды Иордана - Куника в работах Ф. Кейсслера и Р. Гольтцманна, а последним пока отзвуком Грубера оказывается статья Н. Я. Киприановича, где автор полемизирует с Ф. Кейсслером и настаивает на латышском происхождении Генриха.

Напомним главные аргументы «лэттской» и «немецкой» теорий.

Первая, груберова, имеет, в сущности, единственное основание. Она опирается на у поминавшееся уже, лишь однажды встречающееся в Хронике выражение Henricus de Lettis, толкуя его, как «Генрих из лэттов» пли «Генрих - лэтт (латыш)». Мотивируя это толкование, В. Арндт утверждал и доказывал аналогиями из других мест Хроники, что предлог de имеет в ней (в данном сочетании) только один смысл и означает именно происхождение откуда-либо, а не иную связь с местом, К этому главному аргументу сторонники Грубера добавляют еще два; побочных соображения. Во первых, отмечается нссомненная симпатия хрониста к лэттам, не раз отчетливо проступающая и в его положительных характеристиках и в смягчении отрицательных фактов, касающихся лэггов. Предполагается, что Генрих был не вполне беспристрастен в пользу своих земляков. Во вторых, чтобы объяснить высокую и неожиданную для лэтта XIII в. образованность автора Хроники, приводятся (из Хроники же) в пример другие прибалтийские уроженцы, попавшие в Германию, как заложники, или, может быть, как-либо иначе и получившие там образование.*

* Иоанн из Вирланда и Филипп Литовец.Хроника: Х.7 и 15.9

1° Предлогу de, на основании Хроники, можно придавать и то значение, какое желательно Иог. Дан. Груберу или В. Арндту, но в то же время фразеология Генриха дает много примеров и обратного, т. е. таких примеров, где de без всяких колебаний надо перевести не «из такого-то рода», а «из такого-то места по службе, по жительству, по монашескому обету» и т. п. Таким образом, предполагаемой В. Арндтом обязательности в трактовке de Lettis нет.

2° Наоборот, поскольку в других наименованиях, какие дает себе автор Хроники, de говорит вовсе не о происхождении, а о служебной связи, правильнее и выражение de Lettis понимать, как «священник из области лэттов».

3° Не раз употребляя термины nos, nostri по отношению к рижанам, ливонцам, завоевателям, и большею частью не разделяя при этом немцев и их союзников лэттов, автор Хроники, по крайней мере в одном месте, с достаточной определенностью противопоставляет nos, т. е. немцев и себя, лэттам. Это место впервые отмечено было Ф. Кейсслером в 1905 г., а затем, 30 лет спустя, вновь «открыто» Р. Гольтцманном. Находится оно в XXI II.9, в рассказе о битве при дер. Каретэн в Эстонии, где в 1220 г. немцы с лэттами нанесли эстам тяжелое поражение; «убитых (эстов — С. А.) осталось на месте боя около пятисот», да и еще множество других пало на полях, по дорогам и в иных местах. Из наших же пало двое и двое из лэттов: брат Руссина и брат Дривинальдэ с Астигервэ (лэтты -С. А.), молодой граф из рода епископа и один рыцарь герцога» (немцы—С. А.).

Ф. Кейсслер и Р. Гольтцманн считали приведенное место аргументом, решающим спор, прямым доказательством того, что хронист «sich selbst zu den Deutschen rechnet». Если однако даже не признать его вескости,*

*Н. Я. Киприанович отводил доводы Ф. Кейсслера тем соображением, что поименованные тут убитыми лэтты принадлежали не к области епископа, а к орденским землям: поэтому, будто бы, они и не названы nostri. Это сомнительно но существу и очень натянуто.

Тем не менее, ultima ratio Кейсслера—Гольтцманиа все же неможет быть признана неуязвимой. Цитированная фраза Хроники у обоих авторов приводится вне контекста и взятая таким образом выглядит действительно настолько недвусмысленно, что читателю остается лишь удивляться, как ни В. Арндт ни другие ее не заметили. В общем же контексте фраза звучит несколько иначе и далеко не бесспорно. Противоположение "из наших же", повидимому, относится (или в первой редакции относилось) вовсе не к лэттам, а к эстам: "врагов пало до пятисот и более, из наших же— немцев двое и лэттов двое". Буквально такой текст находим в первом: издании у Грубера: Ex nostris autem ceciderunt duo Theutonici. . . Правда, издание Грубера несовершенно, а слово Theutonici в лучших: рукописях тут не встречается, но нельзя не признать, что конструктивно и логически данная фраза в издании Грубера кажется и правильнее и разумнее.

Дискуссия о национальности Генриха, по своей длительности и остроте, представляет, бесспорно, любопытное явление в общей характеристике общественно-научных тенденций немецко-прибалтнйской историографии, но, надо согласиться, не имеет серьезного значения для понимания Хроники. Как увидим ниже, немецкая ориентация автора не вызывает никаких сомнений и носит совершенно такой же оттенок, каким обладала бы ориентация des echten Deutschen. Поэтому, для критической оценки Хроники, строго говоря, безразлично, был ли Генрих немцем, для которого крещенные им лэтты стали ближе других «язычников», или лэттом, который воспитан был в Германии, вырос в немецком католичестве и стал скорее немцем по культуре и мировоззрению, чем лэттом.*

* Ср. у К. Маркса о пруссах: «по приказу папы у них отнимали их детей, чтобы воспитывать из них „христианских янычар" и сохранять, как заложников». (Хронолог, выписки, «Большевик», № 24, 1936 г., стр. 54.

Не говоря о неясном до-ливонском периоде в жизни Генриха, биографию его рисуют следующими чертами.

Он родился, вероятно, в 1187 г., так как священником стал в 1208 г. (XI.7), а по действовавшему в то время церковному законодательству мог быть посвящен только по достижении 21 года. Шестнадцати лет от роду (1203) Генрих привезен был епископом Альбертом в Ливонию и здесь, как его scholaris, продолжал при дворе епископа образование, начатое в Германии.

Весной 1208 г. Генрих получил посвящение и, вместе со стариком Алебрандом, послан был на лэттскую окраину на р. Имеру (Зедда), где с тех пор и был долгое время приходским священником, участвуя однако в общей жизни немецкой колонии, временами сопутствуя епископам в их предприятиях, бывая в Риге и в походах. Так, в том же 1208 г. Генрих, по поручению епископа, принимает участие в переговорах немцев и лэттов с эстами (XI 1.6), а когда переговоры окончились неудачей и началась война, он оказывается, вместе с людьми епископа и Бертольдом венденским, в осажденном эстами лэттском городке Беверине; во время боя, стоя на стене укрепления, поет молитвы, удивляя эстов музыкальным аккомпанементом, а после победы получает от лэттов долю в добыче, как «их собственный священник». В 1210 г. Генрих находится в Риге во время нападения куров на город (XIV.5). В следующем году его приход на Имере жестоко разорен эстами, а церковь сожжена (XV.1). В 1212 г. Генрих сопровождает епископов Альберта рижского и Филиппа рацебургского в Торейду, принимает участие, вероятно, как переводчик, в их переговорах с ливами и лэттами, готовыми к восстанию из-за притеснении со стороны меченосцев, и личным вмешательством спасает епископа Филиппа от насилия ливов (XVI.3). К 1213г. относится факт посылки Генрихом хлеба и других даров князю Владимиру псковскому, назначенному в тот округ на должность епископского судьи (XVI.7). В 1214 г. Генрих посылается епископом в Толову, чтобы окрестить местных лэттов и прежде всего вождей их, сыновей Талибальда, будто бы пожелавших перейти от греческого обряда (и подчинения Пскову) к католичеству (XIX. 3). Середину и конец 1215 г. Генрих проводит вне Ливонии. Он сопровождает Филиппа рацебургского, едущего в Рим на собор. В эзельской гавани путешественники подвергаются крайней опасности: эсты, завалив выход из гавани, пытаются сжечь корабли епископа, и только счастливая перемена ветра и находчивость епископского шкипера спасают немцев от гибели. По прибытии в Италию, епископ рацебургский умер в Вероне. Генрих, очевидно, был в это время при нем и присутствовал на его похоронах; затем отправился в Рим, где уже начались заседания собора, и присоединился к епископу Альберту, а весной 1216 г., вместе с последним, вернулся в Ливонню. В 1217 г. Генрих участвовал в походе на Гариэн, Ервен и Виронию (XX.6). К этому же году относится начало его миссионерской деятельности в Эстонии. В следующем году его приход вновь разорен (русскими) и церковь на Имере опять сожжена (XXI 1.4). В 1219 г. он принимает участие в походе на ревельскую область и на Виронию и продолжает крещение побежденных (XXI II.7). В 1220 г. он находится при епископе Альберте, осаждающем семигалльскую крепость Мезотэн (XX II 1.8); вместе с ливонцами делает поход на Ервен, присутствует при поражении эстов у дер. Каретэн .(XXIII.9) и при разорении Гариэна (XXI II. 10). В том же 1220 г. Генрих вдвоем со священником Петром Какевальдэ успешно миссионерствует в северо-восточной части Унгавнии (по обе стороны р. Эмбах), в Вайге и Виронии (XXIV.2). Увидев, что в Виронии и затем в Ервене их опередили датские миссионеры, Генрих отправляется в Ревель с жалобой к архиепископу лундскому, по успеха не имеет (XXIV.5). Несколько позднее он вместе с другим священником, Тсодерихом, отправился в Саккалу и крестил эстов у Нормегунды, Вайги, оз. Вирциэрви и у р. Эмбах. В третий раз он ходил в Эстонию в 1221 г. и крестил народ в пограничных с Псковом местностях (XXVIII.7). В 1224г. Генрих был при осаде и завоевании Дорпата, в 1225 и 1226 гг., по- видимому, сопутствовал папскому легату при объезде Ливонии. Наконец, можно предполагать, что и о завоевании Эзеля в 1227 г. он рассказывает по личным впечатлениям.

Вот и все данные для биографии Генриха, какие имеются в Хронике.*

* Уже А. Ганзен (о. с., стр. 17—18) выделил и систематизировал основные, а Г. Гильдебранд дополнил ссылки А. Ганзена еще рядом мест, где об участии Генриха в описываемых событиях можно судить по стилистическим особенностям изложения.

Позднейшие исследователи расширили район своих поисков и вывели биографию Генриха далеко за пределы Хроники. Г. Беркгольц отождествил ее автора со священ-нником Генрихом, плебаном в Папендорфе (Heinriciis или Hinricus, plebanus de Papendorpe), основываясь на следующем. По актовым данным, примерно, в июле 1259 г. священник Генрих из Папендорфа дает под присягой показания о границах епископских и орденских владений в районе Буртнекского озера и р. Салис. Его спешат допро-сить, «так как он очень стар и слаб» (quia senex est valde let debilis), а показания его крайне важны: он, сказано в акте, присутствовал, как свидетель, в то время, когда производился раздел земель между епископом и орденом, и даже сам, от имени епископа, выделил ордену его долю.

Фигура такого значения, выступающая в акте, «sozu-sagen als bischoflicher Landscheidungs-Kommissar» (Беркгольц), не могла быть упущена из виду автором Хроники, интересующимся даже мелочами в деятельности других ливонских священников, а так как в Хронике встречается всего один священник с именем Генриха — Henricus de Lettis, автор ее, то, очевидно, умозаключает Беркгольц, Папендорфский плебан 1259 г. и Henricus de Lettis тождественны.

Эта очень правдоподобная и ныне всеми принятая гипотеза позволяет протянуть нить биографии Генриха значительно дальше, чем делали это А. Ганзен и Г. Гиль дебранд. Впрочем, кроме вышеупомянутого, документы дают еще лишь один факт из его жизни для времени после 1227 г. Оказывается, что плебан Папендорфский некоторое время (может быть, уже с 1226/27 г.) был приходским священником в эсто-ливскои области Зонтагане (parocllia Sontakela) к северу от р. Салис, где мирно занимался рыболовством с туземцами (вершей ловил миног в р. Orwaguge). В 1259 г. ему должно было быть не менее 72 лет, и если смерть его последовала вскоре, то «он, таким образом, пережил по крайней мере на 32 года тот момент, на каком закончил свою превосходную хронику» (Беркгольц).

Спрашивается, почему же он не продолжал писать. Г. Беркгольц отвечает на это иначе, чем А. Ганзен. У Генриха, думает он, вероятно, уже не было стимула для этого и не было поручения, как в то время, когда он впервые взялся за перо. Его покровитель, епископ Альберт, умер, а следующий за ним епископ Николай, человек тихий и кроткий, мог и не чувствовать нужды в собственном историографе, «предоставив человеку с дарованиями Генриха ловить миног».

В недавнее время Ф. Кeйсслер, основываясь на догадке Н. Буша, попытался внести еще одно существенное дополнение в биографию Генриха. Уже и ранее с недоумением oтмечался тот факт, что, в отличие от других более или менее видных священников, Henricus de Lettis (sacerdos de Ymcra и т. п.) вовсе не встречается в актах, современных событиям Хроники. Николай Буш в докладе Zur baltisclien Vorgeschichte, сделанном 18 июня 1912 г. на втором Балтийском историческом съезде в Ревеле, коснулся между прочим этого вопроса и впервые высказал предположение, что автора Хроники в актах начала XIII в. надо искать под именем Heinricus de Lon, который, возможно, был близким родственником епископа Альберта.

Догадка Н. Буша не вызвала возражений, а кое-кем была прямо принята. По мнению Ф. Кейсслера, специальна занимавшегося ею, «ничто не противоречит допущению» что автором Хроники и был Генрих фон Лон, а все, что мы знаем о хронисте Генрихе и об упоминаемом в 1259 г. священнике того же имени, можно непосредственно отнести ик Генриху фон Лон».

Sacerdos Heinricus de Lon дважды упоминается в актах и оба раза, как свидетель: 1) в акте епископа Альберта от 21 декабря 1210 г. (в монастыре Каппенберг в Вестфалии) о приёме конвента рижского собора в орден премонстратов и 2) в недатированном акте (повидимому, 1211 г.), которым епископы Бернард падерборнский, Изо верденский, Филипп рацебургский и Теодерих леальский, а также рижский настоятель Иоанн и аббат Динамюпдэ Бернард объявляют о состоявшемся соглашении ордена с рижским епископом.

Наименование de Lon может иметь двойной смысл:
а) из рода Lon (следовательно, знатного и династического происхождения) и б) из области Lon (простой смертный). Нижне-саксонский род фон Лон владел землями вблизи монастыря Каппенберг в Вестфалии, но в числе его представителей за первые шесть десятилетий XIII в. Westfalisches Urkundenbuch не указывает липа, в котором можно было бы видеть автора нашей Хроники. С другой стороны, принадлежность Генриха-хрониста к этому знатному роду невероятна и потому, что знатность (ср. род епископа Альберта, Бернарда фон Липпэ и др.), наверное, обеспечила бы ему более видное положение в Ливонии, чем роль приходского священника и странствующего миссионера на колониальной окраине.

Столь же мало правдоподобна и догадка о родстве Генриха с епископом Альбертом.*

Она основана, повидимому, на отождествлении Генриха-хрониста с Heinricus capellanus, который значится в генеалогической таблице при Annales Stadenses, как сын Эрмингарды, сестры Алейдис (Алейдис — мать епископа Альберта). При таком отождествлении автор Хроники оказывается двоюродным братом князя-епископа ливонского, но само это отождествление совершенно произвольно и не может быть опорой гипотезы. Кроме того, оно опять таки находится в полном несоответствии с хорошо известной по Хронике карьерой Генриха имерского.

Таким образом, если еще и можно пытаться что-либо защищать а гипотезе Н. Буша, то только первую ее часть. Ей-то Ф. Кейсслер и старается найти подтверждение в Хронике, доказывая для этого, что Генрих действительно был с епископом в Германии в 1210 г., следовательно, мог быть и в числе свидетелей при акте в Каппенберге. Так как, однако, и доказательства звучат тут не менее условно, чем сама гипотеза, все построение Буша—Кейсслера остается в области догадок и для характеристики автора Хроники бесполезно.

livonia@balticom.lv